Вчера я вернулся из Нижнего Новгорода, и там власти марш запретили. На Большой Покровской был одиночный пикет с портретом Бориса, в снегу лежали штук 20 гвоздик, иногда подходили люди, делали фотографии с организатором пикета.
Я поговорил с ним, он сказал, что в прошлый раз был запрещённый марш, после которого его посадили на 20 суток. Больше он садиться не хочет, поэтому организовал пикет. Но в целом протест там трамбовали 10 лет, и утрамбовали, власть добилась того, чего хотела.
В Москве и Петербурге, что предсказуемо, поскольку это иная, более независимая социокультурная среда, у них не получается всё затрамбовать. Для этого понадобились бы более суровые репрессии, чреватые серьёзными издержками. Поэтому власть решила не мешать. Тормозить, но не разгонять. На марше было гораздо меньше демонстративных автозаков, вертолётов и прочего. И людей прошло побольше, чем 10 тысяч, но не в 5 раз, примерно — 15-20 тысяч. Очень важно, что подтягивается Питер. В 11-м году после фальсификации выборов “встала на дыбы” Москва, а Питер вёл себя скромнее. Но сейчас мы видим, как и там просыпается возмущение. Но в целом то, сколько людей вышло, хорошо отражает атмосферу в стране.
Нужно понимать одну вещь. Гражданское общество происходит от слова “гражданин”, а оно — от слова “город”. Так же во многих других языках. Основа тут — наличие частной собственности и правовой основы для его защиты. Но после псевдорабовладельческого советского общества мы перешли в псевдофеодальное, где правят люди вроде Рамзана Кадырова, видящие себя “новыми дворянами”. По сравнению с СССР это, конечно, прогресс. Но мы ещё далеко не достигли того уровня буржуазных свобод, которые существовали в европейском контексте. И сейчас мы его достигаем, но неравномерно. Москва и Питер достаточно свободны и состоятельны для этого.
В этих городах, если ты выйдешь на митинг и, например, потеряешь работу, то потом сможешь найти другую. А в остальных городах ты получишь “волчий билет” и тебя не возьмут никуда, потому что там всё в руках городской власти. Нижний Новгород хорошо показывает эту закономерность. Так что какой-то протестный потенциал растёт в крупных городах, а большая и менее развитая российская провинции решает другие проблемы. Там не до прав, там вопрос, как бы где-нибудь что-нибудь заработать.
В долгосрочной перспективе всё идёт по европейскому канону. “Феодализм” покажет свою экономическую неэффективность, города продвинут либеральную политику. Вопрос в том, когда и с какими потерями, в том числе и людскими. Но нельзя ожидать быстрых перемен. В 90-е годы уже были быстрые перемены, и люди устали, разочаровались и захотели стабильности, которую и приобрели. А теперь эта стабильность начинает их утомлять, но процесс только начинается.
И власть в столицах адекватно оценивает обстановку. Да, люди пройдут, но нет нужды их “расстреливать из пулемётов” и бить палками. Достаточно изолировать лидеров. Немцова изолировали навсегда, Навального также изолируют достаточно успешно, а остальные ещё недостаточно влиятельны, чтобы их стоило грубо и явно давить и уничтожать, хотя везде, где могут “подставить ножку” Яшину, Гудкову или Рыжкову, они это делают.
Но ситуация в экономическом смысле идёт под горку. И люди разочаровываются во власти, включая даже Владимира Путина. Рано или поздно это приведёт к кризису и какой-то очередной революции, возможно даже, при нашей жизни.
Однако легальный, политический протест концентрируется в двух крупнейших городах, и эта тенденция будет сохраняться ещё долго. А неформальный, подавленный протест и раздражение, связанное с разочарованиями, копятся в провинции. Но у нас всегда изменения происходили в центре: и в 17-м, и в 91-м. Такая неравномерность специально укрепляется властью — попробуйте организовать протест в Чечне! Вас найдут через пару дней в овраге с простреленной головой и в костюме боевика. А в Москве убийство Немцова привело к таким последствиям для власти, что непонятно, оказалось ли оно для них плюсом или минусом в их системе ценностей. С одной стороны, протест маргинализовали, с другой стороны — Немцов стал символом, повлиявшим, в том числе, на санкционную ситуацию.
В общем, две трети путинской эпохи мы же прожили, а может быть, и три четверти, но ещё осталось немало сползания вниз экономики и роста протестных настроений. И важно понять то, чего московская либеральная публика не понимает. Она искренне считает, что в провинции общество такое же, как в Москве. Но хотя люди индивидуально действительно такие же, среда там другая. Люди, готовые бороться за свои права, там — скорее исключение, чем правило. А московские аналитики живут в своей среде и недооценивают инерционность “большой России”. И все разговоры, что кровавые режим рухнет вот-вот, основаны на ошибочном представлении о России. Она устроена немного по-другому.
До краха режима мы ещё не дошли. Но процесс идёт — медленнее, чем хотелось бы противникам Путина, но быстрее, чем хотелось бы его сторонникам.
Дмитрий Орешкин, политолог